Берегите природу, мать вашу. Так можно охарактеризовать одну из причин катастрофы, обрушившейся на Великие равнины США в 1930-е годы. Катастрофические пыльные бури усугубили бедствия Великой депрессии.

Великая депрессия, обрушившаяся на США в 1929 году, известна многим. Она вынудила тысячи разорившихся фермеров покинуть свои дома в поисках лучшей доли. Однако нужда была не единственной грозной силой, гнавшей людей с Великих равнин. В 1932 году этот край поразила новая беда — череда свирепых пыльных бурь, вошедшая в историю под мрачным именем «Пыльный котел».

Это были люди, которые никогда ничем не владели

В начале XIX века первопроходцы, достигшие Высоких равнин — обширного региона в сердце Великих равнин, — сочли эти земли непригодными для жизни. Майор Стивен Лонг нанёс их на карту с красноречивым обозначением «Великая пустыня». И всё же эти суровые просторы были родным домом для многочисленных индейских племён и кормили бесчисленные стада бизонов и антилоп.

К концу XIX века правительство отправило индейцев в резервации, а колонисты истребили бизонов. Власть захватили скотоводы. Годы их господства были названы «Мясное изобилие». Лютые зимы 1880-х годов погубили огромные стада, положив конец царству скотоводов. Яркой иллюстрацией тех лет стала судьба молодого Теодора Рузвельта в Дакоте: он вложил всю свою неуемную энергию и кучу денег в скотоводство, мечтая о миллионах, но жестокие засухи и морозы 1886-1887 годов уничтожили его стада

На смену скотоводам пришли фермеры-гомстедеры, соблазнённые возможностью получить собственную землю благодаря знаменитому Акту о гомстедах, принятому в 1862 году. Этот закон даровал каждому гражданину США старше 21 года, не воевавшему на стороне Юга, право на участок в 160 акров (около 65 гектаров). Для этого требовалось внести символическую плату в 10 долларов и в течение пяти лет обрабатывать землю и построить на ней дом — после чего она переходила в полную собственность поселенца.

Изначально эти земли считались слишком засушливыми для земледелия. Но в 1880-1890-х годах распространилась на удивление живучая агрономическая легенда, гласившая, что «дождь следует за плугом». Поддавшись этому заблуждению и щедрым посулам, тысячи людей хлынули на Запад, благодаря чему население Высоких равнин увеличилось в четыре раза. Первое же серьезное испытание — засуха 1890-х годов — заставило многих из них бросить всё и бежать обратно на Восток, вновь превращая некогда оживленные территории в пустынные земли.

В 1909 году правительство приняло Закон о расширенном гомстеде, по которому поселенцы получали вдвое большее количество земли. На Запад устремились новые толпы переселенцев: жители восточных штатов, где земля была на вес золота, а также эмигранты из Европы и Латинской Америки, лелеявшие мечту о собственном клочке земли.

Для привлечения новых поселенцев даже организовывались специальные экскурсионные поезда. Пассажиров — потенциальных фермеров — уверяли, что климат становится мягче, а осадков выпадает всё больше. Нанятые «эксперты» вдохновенно доказывали, что распашка целины и уничтожение дёрна якобы помогают почве лучше впитывать влагу.

С началом Первой мировой войны и резким ростом спроса на пшеницу фермеры распахали под неё ещё 11 миллионов акров девственной прерии. Цены взлетели до невиданных двух долларов за бушель. Даже когда после 1918 года они обратно упали до доллара, точка невозврата была уже пройдена: фермеры, попав в ловушку долгов и механизации, продолжали распашку. Появление тракторов и комбайнов делало процесс всё более масштабным и быстрым. К земледелию подключились и горожане, скупавшие участки и нанимавшие батраков для полевых работ.

Немногочисленные местные скотоводы, еще помнившие уроки прошлого, в голос предупреждали, что землю губит такое безжалостное обращение. Но их голоса остались неуслышанными. Лишь за вторую половину 1920-х годов плуги фермеров подняли целину на площади свыше 5 миллионов акров. Как метко заметил историк Тимоти Иган, хрупкую экосистему, формировавшуюся тысячелетиями, уничтожили всего за одно поколение.

Высокие равнины считались тогда самым бурно развивающимся регионом Америки. Первые удары Великой депрессии поначалу почти не ощущались в этих благодатных краях. Яркой иллюстрацией того благополучия стала история местного фермера Гловера, который в том же 1929-м на доходы от урожая купил новенький «Форд-Т» и отправился на нем с семьёй в отпуск — в солнечный Нью-Мексико.

В 1930 году цена на пшеницу упала до 70 центов за бушель. Вопреки призывам президента Гувера сократить посевы, фермеры избрали иррациональную, но понятную тактику: они распахали ещё больше земли в тщетной надежде компенсировать падение цен объёмом. Весна 1931-го принесла невиданный урожай — но покупать его было уже некому. Зерно гнило прямо на полях у подножья переполненных элеваторов, а цена рухнула до 25 центов за бушель. Эта цифра едва покрывала себестоимость, а для многих, увязших в долгах, и вовсе означала разорение. И всё же их ответ был прежним: сеять ещё больше.

Тотальная распашка миллионов акров уничтожила естественный защитный покров — дёрн, веками сковывавший землю корнями и оберегавший её от эрозии. Фермеры, выращивавшие хлопок, по осени оставляли свои поля голыми, как раз к сезону самых сильных ветров. В борьбе с сорняками они повсеместно практиковали выжигание стерни. И когда в начале 1930-х на регион обрушилась засуха, все эти "мелочи" сошлись воедино и принесли настоящую беду.

Желтая – из Канзаса, красная – из Техаса

Жители Равнин были не понаслышке знакомы с пыльными бурями, однако то, что случилось 21 января 1932 года, не имело аналогов в их памяти. У города Амарилло в Техасе в небо взметнулась стена пыли высотой в три километра. Она пронеслась над прериями с чудовищной скоростью, погружая все на своем пути во мрак, и лишь затем рассеялась. Даже старейшие жители уверяли, что не видели ничего подобного. Роберт МакКой, который тогда был ещё ребёнком, запомнил, как среди бела дня наступила кромешная, беспросветная ночь — ночь без луны и без звезд.

За той первой бурей последовала засушливая весна 1932-го, а за ней — новые и новые бури. Очевидица Лорен Уайт вспоминала, как перед приближением пыльного монстра в панике бежали кролики и стаями улетали птицы — природа заранее чуяла беду. Лето не принесло облегчения, став одним сплошным пыльным кошмаром. Сотрудники метеобюро могли лишь изучать и пытаться классифицировать эту новую, невиданную напасть. Они даже не могли обнадёжить окружающих, уверить их в том, что "всё скоро придёт в норму".

Тем временем Великая депрессия набирала обороты по всей стране. Каждый четвёртый фермер оказался не в состоянии платить по кредитам и был разорён. На Высокие равнины экономическая катастрофа пришла с некоторым опозданием, но ударила с удвоенной силой. Воспоминания современников сохранили поразительные свидетельства того времени: учителям выдавали долговые расписки вместо денег, а один шериф в Оклахоме, конфисковав мешки с сахаром, оставлял их у здания суда — в надежде, что нуждающиеся смогут хоть так поправить свои дела.

Округа Высоких равнин традиционно были оплотом республиканцев. Однако ноябрьские выборы 1932 года показали, что чаша терпения переполнилась: разорённые фермеры массово проголосовали за обещавшего выход из тупика Франклина Рузвельта. В ожидании перемен они продолжали стремительно беднеть: к тому времени уже около 40% хозяйств имели просроченные долги.

В 1933 году на равнины обрушилось уже 38 пыльных бурь. Их разрушительная мощь продолжала нарастать. В 1927 году вся страна следила за беспосадочным перелетом Чарльза Линдберга из Нью-Йорка в Париж. В 1933 году буря вынудила авиатора совершить аварийную посадку на границе Техаса и Оклахомы.

Современники говорили, что по цвету определяют родину пыли. Красная – из Техаса, желтая – из Канзаса, коричневая – из Оклахомы. Но куда страшнее пыли был песок. Его острые, несущиеся с ураганной скоростью частицы больно резали кожу — особенно доставалось женщинам, босиком выбегавшим со двора, чтобы успеть загнать домашнюю птицу в сарай. Эти песчаные бури могли бушевать без перерыва по двое-трое суток.

Сохранившиеся фотографии запечатлели поистине апокалипсические сцены «черных метелей». Стены пыли были больше в длину, чем в высоту. Одному из современников они показались гигантскими торнадо, уложенными на бок. Застигнутый в пути фермер оказывался перед очень плохим выбором: либо остановиться и быть погребенным под слоем грязи, либо медленно ползти вперед, рискуя сорваться в кювет и надеясь, что смерч минует его.

Когда буря наконец стихала, люди выходили из своих укрытий — и видели мир, погруженный в молчание и покрытый толстым саваном пыли. Начинался изнурительный труд: приходилось откапывать засыпанные по самую крышу амбары и технику, разыскивать разбежавшийся скот. Бури наносили столько песка, что у заборов вырастали целые дюны, через которые животные легко перебирались на волю. Посевы кормовых культур были уничтожены начисто. Коровы гибли от голода, а те, что выживали, питаясь случайными сорняками, давали молоко с таким горьким привкусом, что оно становилось непригодным ни в пищу, ни на продажу.

А потом на поля приходили голодные кролики. Тысячами. Чтобы спасти от них хоть какие-то остатки урожая, фермеры устраивали массовые облавы. Эти зрелищные и жестокие «загонные охоты» превращались в настоящее пугающее развлечение: на них заранее объявлялся «сбор», приходили целыми семьями. Участники, вооружённые дубинками и битами, выстраивались в цепь и, прочёсывая местность, загоняли обезумевших от страха животных в гигантские самодельные загоны. Затем в клетку входили мужчины и забивали кроликов — иногда это делали и с помощью огнестрельного оружия. Туши потом шли в пищу людям или на корм свиньям, что хоть как-то использовать крайне скудный ресурс.

Даже в этом хаосе дети продолжали ходить в школу, хотя учителя месяцами работали без зарплаты, получая вместо денег обещания. Эти же учителя развозили учеников по домам и ежедневно сражались с пылью, проникавшей сквозь любые щели. Каждое утро занятия начинались с одного и того же ритуала: дети дружно сметали плотный слой пыли со своих парт, и только после этого можно было открывать учебники.

Зона бедствия, охватившая Техас, Оклахому, Канзас, Колорадо, Нью-Мексико и обе Дакоты, получила своё имя — «Пыльный котёл». Мощь бурь была такова, что в 1934 году тучи пыли долетели до Чикаго, а затем осадили Восточное побережье, засыпав улицы Нью-Йорка, Бостона и даже Вашингтона. Но день 14 апреля 1935 года вышел в историю как самый черный. Сила бури в тот день напугала даже уже "привыкших" местных жителей. В тот день в Оклахоме оказался репортёр Роберт Гейгер. Он смог написать репортаж настолько ясно, что его редактор, который при этом не присутствовал, сам вывел в заголовке ставшие историческими слова: «Пыльный котёл».

«Мой отец – оки из Пыльного котла»

В поисках спасения тысячи людей потянулись на запад, в Калифорнию, миф о которой как о «земле обетованной» еще жил в умах американцев. За годы Депрессии население штата увеличилось на 1,3 миллиона человек. Из них более 300 тысяч были беженцами из Оклахомы и Техаса — жертвами как экологической катастрофы, так и экономического коллапса. Для местных жителей-калифорнийцев все эти люди стали просто обезличенными «оки» (от Oklahoma), «арки» (от Arkansans) или «техами» (пояснения излишни) — прозвищами, полными пренебрежения. Любили американцы в те годы делить людей по категориям, цветам, и чёрт знает ещё каким принципам.

Калифорнийская долина встречала беженцев отнюдь не с распростёртыми объятиями. Повсюду висели унизительные вывески: в кинотеатрах — «Для ниггеров и оков — на галёрку», на улицах — «Оки, убирайтесь домой, вы не нужны». Несмотря на это, мигранты нанимались на фермы долины, где был нужен их труд. Но нуждались в них лишь сезонно, так что фермеры требовали дешёвой рабочей силы, а местные жители яростно протестовали против создания лагерей для тех самых людей, которые кормили их регион.

Власти Калифорнии, идя на поводу у настроений населения, ужесточали политику. Переселенцев, не имевших при себе 50 долларов (а таких было совсем немного, ведь это большие деньги - эквивалент примерно полутора тысячам сейчас, и это у людей, которые полностью разорены бедствием!), арестовывали по законам о бродяжничестве. Это заставляло многие семьи искать другие пути: не все решались на долгий и опасный путь в Калифорнию, некоторые просто перебирались в соседние, менее пострадавшие округа в надежде переждать бедствие.

Дети беженцев, жившие в лагерях, ходили оттуда в школы и колледжи. Естественно, одноклассники знали, кто они. Часть фермеров, как пишет в репортаже Санора Бэбб, возмущались обязательным школьным образованием до 18 лет. Подростки могли бы задешево работать на полях.

Люди оставались людьми даже в таких условиях. Дети продолжали ходить в школу. Парни и девушки, жившие в лагерях беженцев, влюблялись и становились парами. Местные власти организовывали для них творческие вечера. На таком вечере познакомились беженцы Текс и Дороти. Через год, в 1940 году, они готовились создать семью. Местные бизнесмены предложили им сыграть свадьбу в кинотеатре во время антракта фильма “Мужчина, за которого я вышла замуж”. Воротилы оплатили платья невесты и ее подружек и торт. Гости же должны были заплатить за билет в кино. Супружеская жизнь Текса и Дороти сложилась счастливо. Иначе бы она, наверное, не была бы отобрана в книгу воспоминаний о “Пыльном котле”,

Беда показала и лучшие и худшие качества людей. Кто-то писал “Оки, убирайтесь домой”, а кто-то развозил по домам детей, записывал истории пострадавших и, не забыв о себе любимом, помог сделать свадьбу молодой пары незабываемой.

Последствия

Самый сокрушительный удар стихии пришёлся на 20 округов в Техасе и Оклахоме общей площадью 65 миллионов гектаров, которые были официально признаны зоной бедствия. Современные учёные подсчитали, что настолько массового исхода из "Пыльного котла", как принято считать, не было. Но изменения были грандиозны. Раньше сюда стремились переселенцы, а теперь территория стала терять население, поток мигрантов прекратился и и это нанесло ещё один удар по тяжело возрождающемуся сельскому хозяйству.

Правительство приступило к реализации беспрецедентных по масштабу мер по экологической реабилитации региона. Для защиты от ветров высаживались гигантские лесополосы, протянувшиеся на многие мили. Фермеров из наиболее пострадавших районов поощряли к переселению. Одной из ключевых инициатив первых «ста дней» администрации Рузвельта стало создание Службы по борьбе с эрозией почв — специального органа, призванного не просто бороться со следствием, но и устранять причины экологической катастрофы.

В 1935 году была создана Служба помощи пострадавшим от засухи. Служба выкупала у фермеров из проблемных регионов скот. Эта мера помогла им избежать разорения. Средств содержать стада у них не было, Правительство платило за скот выше рыночных цен, что, с одной стороны, спасало фермеров от немедленного банкротства, а с другой — хоть как-то компенсировало убытки.

В 1936 году был принят закон, обязывавший фермеров делиться государственными субсидиями с наёмными работниками — так правительство пыталось поддержать самый уязвимый слой сельского населения. В рамках Нового курса аграрии получали компенсации уже за то, чтобы НЕ засеивать поля, давая истощённой земле возможность восстановиться. Самая шокирующая общественность мера касалась свиней: было принято решение забить 6 миллионов голов с целью поднять цены на мясо. Владельцы получили компенсацию, а туши были направлены на помощь голодающим

Одним из первых и самых знаменитых детищ Нового курса стал Гражданский корпус охраны окружающей среды. Его бойцы занимались благоустройством инфраструктуры в глубинке, но их главным вкладом в борьбу с Пыльным котлом стала грандиозная лесохозяйственная программа. Они высадили более 200 миллионов деревьев, создав гигантский «зеленый щит» — сеть лесополос, протянувшихся от канадской границы до Техаса. Параллельно фермеров обучали современным методам ведения хозяйства, включая почвозащитный севооборот. Для стимуляции даже самых несговорчивых была введена система премий: доллар за акр земли, обработанной по новым, щадящим правилам.

Комплексные меры начали приносить плоды. Частота и ярость пыльных бурь пошли на убыль. И наконец, ближе к концу 1930-х, затяжная засуха сама собой отступила, уступив место долгожданным дождям. Природа медленно, но верно начала залечивать раны.

В культуре

Дороти Бэбб была сестрой социальной работницы Саноры. В выходные она ездила вместе с сестрой и фотографировала переселенцев. Когда беженцы узнавали, что сестры Бэбб родом с Великих равнин, они проникались к ним доверием.

В рамках «Нового курса» правительство обратило внимание на судьбу представителей творческих и интеллектуальных профессий — историков, журналистов, фотографов, актёров и музыкантов, предоставив им работу. Так, одни занялись записью воспоминаний современников, другие создавали путеводители по американским штатам, а третьи давали бесплатные (конечно же, бесплатные для зрителей) концерты для широкой публики.

Администрация по защите фермерских хозяйств платила фотографам. Например, жизнь беженцев снимала фотограф Доротея Ланж. Именно ее фото иллюстрируют все статьи и книги о «Пыльном котле». В те годы они были аргументом улучшить жизнь переселенцев. Доротее принадлежит один из самых знаменитых кадров, связанных с «Пыльным котлом» - «Мать-переселенка».

Беженцы везли с собой на Запад не только скудный скарб, но и своё культурное наследие — песни и музыку прерий. Одним из главных голосов этого переселения стал Вуди Гатри, переживший ту самую Черную воскресную бурю 14 апреля 1935 года в Техасе. Его путь начался в Калифорнии, где он работал мойщиком посуды и пел в барах, пока его талант не привлёк внимание радиостанции. В эфире передачи «Ковбой и хиллибилли» Вуди и его партнёрша Лефти Лу исполняли песни родной Оклахомы, находя такой горячий отклик у слушателей, что Гатри получал всех больше писем.

Гатри часто выступал перед такими же мигрантами-«оки» на полевых работах, и увиденные им нищета и несправедливость радикализировали его, превратив в убеждённого левого активиста. Свой горький опыт он переплавил в творчество, выпустив знаменитый альбом «Dust Bowl Ballads». Две песни оттуда, «Great Dust Storm» и «Dust Storm Disaster», были напрямую навеяны кошмаром пережитой бури. Музыка беженцев с Равнин оказала огромное влияние на формирование калифорнийской фолк-сцены и придала мощный импульс для популяризации музыки кантри по всей стране. Песни, которые исполняли Вуди и Лефти, были изданы под названием «Любимая коллекция Вуди Гатри и Лефти Лу».

Санора Бэбб скрупулезно вела дневник, изначально задумывая его как сырой материал для будущего романа о беженцах. Кроме этого Санора писала заметки, репортажи и статьи для журналов, а также составляла подробнейшие отчёты для своего начальника, Тома Коллинза. Именно эти отчёты, проливавшие свет на реальное положение вещей, Коллинз показал писателю Джону Стейнбеку, который и сам, вдохновлённый услышанным, отправился в лагеря, чтобы воочию увидеть жизнь их обитателей.

В 1939 году Санора Бэбб отправила черновик своего романа в издательство «Random House», и редактор, высоко оценив рукопись, пригласил ее на личную встречу. Однако судьба распорядилась иначе: в том же году свет увидел роман Джона Стейнбека «Гроздья гнева», который мгновенно стал сенсацией и национальным бестселлером. Издатель развел руками два романа на одну тему это слишком. Хотя Стейнбек писал о беженцах от разорения, а не пыльных бурь. Роман Саноры «Чьи имена неизвестны» увидел свет только в 2004 году. Чуть позже, в 2007-м, увидело свет и собрание ее журналистских работ о «Пыльном котле», проиллюстрированное фотографиями сестры Дороти.

Фермеры 1920-х годов называли себя “люди будущего года”. Часто это были увязшие в кредитах работники, вся надежда которых была на будущий урожай. История “Пыльного котла” стала предупреждением. Бури природы и экономики могут разрушить хрупкое благополучие человека.

Автор: Николай Разумов

Оригинал