Советская история ПК конца XX века — это несколько параллельных вселенных и почти что сны при температуре 39 градусов для зумеров. МИРы показали, что с машиной можно работать интерактивно. Радио-86РК и Орион научили паять, отлаживать и кодить с нуля. Клоны Спектрума открыли доступ к играм, утилитам и демосцене, а 16-битные БК и УК-НЦ давали школьникам пощупать Паскаль и Фортран.

Компьютеры были редкостью, и именно это делало их особенно интересными. В этом посте окунёмся в ностальгию и вспомним часть моделей: как они были устроены, чем отличались и зачем были нужны.

Первые интерактивные монстры: МИР, который видели только в НИИ

Середина 1960-х, Институт кибернетики АН УССР. Виктор Глушков запускает проект МИР — машину для инженерных расчётов. Первая модель — размером с лабораторный шкаф, и это уже считалось прогрессом: раньше они занимали почти что студию в Подмосковье. Внутри — дискретная транзисторная логика и оперативка на ферритовых сердечниках. Ввод данных шёл через электрическую пишущую машинку, которая играла роль терминала. Набил формулу — получил распечатку. Главная фишка МИРа была в удобстве математического ввода. Вместо голых машинных кодов инженеры получили возможность работать с выражениями, похожими на привычную нотацию.

В 1969 году вышел МИР-2. Он стал шустрее и вместительнее. Появились векторный дисплей и световое перо: можно было тыкать в точки на экране, строить кривые и получать фидбэк от системы практически в реальном времени. Тут появилось то, что позже назовут интерактивностью и сделают основой САПР. Производительность — десятки тысяч операций в секунду (у айфонов, к слову, счёт идёт на триллионы). Микропрограммное ПЗУ позволяло подстраивать машину под разные математические задачи. Языки были специфическими: алголоподобный АЛМИР-65 и Аналитик с русскоязычными ключевыми словами вроде «ЕСЛИ», «ТО», «ИНАЧЕ».

МИРы не стали массовыми: они дорого стоили, занимали много места и шли в основном в НИИ и конструкторские бюро. Но их вклад заключался в другом: Глушков и его команда создали концепцию персонального рабочего места с компьютером для инженеров.

Госзаказ на гик-культуру: как Агат и Корвет пытались научить школьников кодить

Дальше в дело пошли малые формы: нужны были компьютеры попроще и подешевле, чтобы учить школьников программированию.

Одним из первых в советских школах появился Агат. Его архитектура была близка к Apple II: советский клон процессора MOS 6502, расширяемая память, дисковая подсистема и BASIC в качестве базового языка. Казалось бы, бери готовое ПО и запускай, но нет. Совместимость была частичной, большую часть учебного и развлекательного софта приходилось писать с нуля.

Зато появилась своя операционная система — «Школьница», разработанная в Новосибирском вычислительном центре специально под образовательные задачи.

Серийное производство началось в середине 1980-х и продолжалось до распада СССР. Конфигурации различались: процессор работал на частоте около 1 МГц, оперативки было от 64 до 128 КБ. Данные сохраняли на музыкальные кассеты или пятидюймовые дискеты. Экран умел показывать несколько текстовых режимов и даже простую цветную графику.

Главной проблемой была цена: около четырёх тысяч рублей — неподъёмная сумма для семьи (можно было купить примерно два добротных серванта!) и тяжёлая даже для массовых закупок. Тем не менее именно Агат стал официальным школьным компьютером: его включили в союзную программу информатизации образования, для него начали писать методички и курсы для учителей.

Компьютер Корвет изначально не задумывался как школьный. Его создали сотрудники Института ядерной физики МГУ для работы с низкотемпературной плазмой и лазерной спектроскопией. Однако Министерство образования СССР увидело в этой машине потенциал для образовательных целей, и на её базе был создан КУВТ — комплекс учебной вычислительной техники.

Архитектура Корвета базировалась на советском клоне Intel 8080A — КР580ВМ80А, около 2,5 МГц. У большинства машин было 64 КБ ОЗУ, но некоторые разгоняли до 256 КБ. В ПЗУ стояли монитор и интерпретатор BASIC. Учитель работал на ПК8020 с дисководом, ученики — на ПК8010 (до 15 машин), соединённых в локальную сеть. Корвет продемонстрировал рабочую модель «класс + учитель + локалка», которая впоследствии стала стандартом компьютерных классов.

Планировался массовый выпуск Корветов. И действительно, по разным оценкам, их сделали от 30 до 70 тысяч. Но в масштабах страны это была капля в море.

В конце 1980-х появился ещё один комплекс для школ и ПТУ — УК-НЦ (учебный компьютер научного центра), разработанный на базе Электроники МС-0511 в НИИ точных вычислительных машин. Архитектура строилась на двух микросхемах семейства КМ1801BM2, совместимых с PDP-11: один процессор выполнял программы, другой управлял периферией и графикой. Для того времени такое решение позволяло выдавать впечатляющую картинку — до 640×288 точек с несколькими цветами. Электроника МС-0511 имела в общей сложности 192 КБ ОЗУ: 64 КБ — для центрального процессора, 32 КБ — для периферийного, и 96 КБ видеопамяти. Встроенным был интерпретатор BASIC, дополнительно поддерживались Pascal, MACRO-11, а также компиляторы Fortran и C.

УК-НЦ поставляли комплектами: один учительский блок и до пятнадцати ученических мест, объединённых в локальную сеть. На таких машинах можно было учиться работать с файлами, компилировать программы, запускать структурированные языки, то есть по-взрослому и полноценно готовиться к университетской и научной практике.

Сделай сам

Помимо заводских компьютеров, был ещё один мир — радиолюбительский. Журналы вроде «Радио» и «Моделиста-конструктора» печатали полные схемы, и тысячи людей собирали машины дома.

Одним из знаковых стал Радио-86РК. Его схема была опубликована в журнале «Радио» в 1986 году.

Проект был максимально повторяемым: процессор КР580ВМ80А, от 16 до 32 килобайт памяти, простой видеовыход на телевизор и загрузка с кассетного магнитофона. Сборка укладывалась в пару десятков микросхем, что делало компьютер относительно доступным.

Другим популярным проектом был Специалист, опубликованный в «Моделисте-конструкторе» в 1987 году.

Конфигурация выглядела солиднее: до 48 килобайт оперативки, графический режим 384×256, возможность подключать цвет и дисководы. Специалист воспринимался как более серьёзная платформа для учёбы и экспериментов: на нём писали игры, простые редакторы и утилиты.

К концу десятилетия уровень DIY-компьютеров вырос настолько, что появились проекты вроде Ориона-128.

Его разработали подмосковные гики, схема публиковалась в журнале «Радио» и даже получила премию на всесоюзной радиовыставке. Машина имела 128 КБ памяти с возможностью расширения, быстрый процессор, графику до 384×256 с несколькими цветами, поддержку дисководов и совместимость с CP/M. Орион стал промежуточным звеном между самодельными платами и мелкосерийным производством: часть машин собиралась на заводах в начале 1990-х.

Не для всех: как серия БК пыталась стать советским IBM PC

НИИ и школы получали своё, радиолюбители с паяльниками — своё, но была ещё одна линия развития — бытовой компьютер. Под этим названием вышла Электроника БК — серия 16-битных машин на процессорах К1801, совместимых с PDP-11.

Это была совсем другая логика, чем у народных восьмибиток: файловая система, дисководы, языки высокого уровня. Первые модели БК-0010 работали с частотой около 3 МГц и имели 32 КБ адресного пространства: 16 КБ ОЗУ и 16 КБ ПЗУ. Позднее, уже в версии БК-0010-01, объём ОЗУ был увеличен до 32 КБ. Графика оставалась  скромной — до четырёх цветов с возможностью выбора палитры, — но этого вполне хватало для учебных задач. У модели БК-0011 было уже 128 КБ ОЗУ, тактовая частота возросла до 4 МГц, а также штатно поставлялся контроллер дисковода в виде отдельного модуля (МСТД).

На этих машинах изучали BASIC и ассемблер, писали игры и графические утилиты, а особо упорные даже запускали Unix-подобные оболочки.

Атака клонов: золотой век кустарных ПК

Но БК были дорогими — около 600 рублей, то есть три–пять месячных зарплат — и недоступными для массового пользователя. Возникла ниша, которую заполнили кустарные и полупромышленные клоны ZX Spectrum. Дешёвые, совместимые с огромной библиотекой игр и утилит, они давали тот самый вкус «настоящего» зарубежного компьютера, который пойти и купить было невозможно.

Кстати, вот пост про одного из клонов — Хоббита.

Наиболее массовым ранним клоном стал Ленинград — минималистичная плата с 40–60 микросхемами. Простота сборки делала его доступным даже для радиолюбителей без опыта, что быстро распространило его по кружкам и мастерским.

За ним последовал Пентагон, который стал фактическим отраслевым стандартом конца 1980-х. Машина поддерживала 128 КБ памяти, процессор 3,5 МГц (турборежим — 7 МГц), работу с дисководами и имела особенности таймингов CPU и видеопамяти, которые давали эффект ускоренной графики в демосцене. Со временем Пентагон получил сотни апгрейдов: новые видеовыходы, расширенные цветовые палитры и возможность подключения жёстких дисков через IDE.

Скорпион из Петербурга изначально имел 256 КБ памяти, но со временем вырос до полноценной платформы с мегабайтами RAM, интерфейсами для дисководов и IDE. Он сочетал совместимость со Spectrum и возможности, близкие к профессиональным мини-ПК. Это сделало его культовым среди продвинутых пользователей и приверженцев демосцены.

В более профессиональной среде ходил Profi — клон с расширенной до 512–1024 КБ памятью, поддержкой CP/M, дисковыми интерфейсами и графикой 512×240. Он напоминал скорее офисный или лабораторный ПК на базе Spectrum и предназначался для небольших фирм и искушённых радиолюбителей.

Быт вокруг этих машин складывался особенный.

Игры и софт расходились на кассетах и дискетах. Радиорынки превращались в центры обмена железом: там можно было купить готовую плату, заказать сборку или найти детали для апгрейда. Энтузиасты придумывали новые моды — от звуковых плат и Covox-подобных решений до часов реального времен и расширителей памяти. Массовость клонов оказалась важнее официальных ПК: они были доступны, формировали рынок и создавали инфраструктуру.

Что в итоге

В условиях дефицита и железного занавеса сложилась странная, но живучая экосистема. Идеи быстро превращались в практику, а эксперименты — в навыки. Из энтузиастов с паяльниками выросло целое поколение инженеров и программистов, которые в 1990-е стали ядром российской ИТ-индустрии.

Этот опыт показывает простую вещь: успех технологий зависит не столько от ресурсов или денег, сколько от людей, их любопытства и готовности пробовать новое, даже когда кажется, что ничего не получится.