Продолжение серии о космическом журналисте Дмитрии Петрове. Предыдущие рассказы — по ссылке.
Эта история вообще мало была известна на Земле, а в космосе о них говорили иносказательно — как о Практиканте и Аспирантке.
Не знаю, почему Борис решился рассказать мне о ней во всех подробностях, но я не упускал шанса побеседовать с ним в его резиденции на Мальте, и поэтому когда он связался со мной и предложил встречу, я прервал свой недельный карантин на лунной базе Селена-16 и сразу вылетел к нему. Борис не особо любил всякие записывающие устройства, но я уверен, что рассказанное врезалось мне в память до последнего слова, настолько эта история необычна и трагична.
Практикант после окончания космонавигационной школы работал в системе Юпитера. Огромная станция, «Око Земли», база для глубокого изучения юпитерианских лун, достраивалась быстрыми темпами, а Практикант вместе с большей частью своего выпуска принимал и монтировал оборудование для дальнейших исследований в этой части Системы. В нижней части станции находился колоссальных размеров ангар для множества типовых зондов — небольших кораблей, частично беспилотных, частично — рассчитанных на одного пилота и одного исследователя, которые в самом ближайшем будущем будут снабжены различной научной аппаратурой и направлены к лунам Юпитера. На самом нижнем этаже стояли корабли класса «Икар», корабли‑камикадзе, как называл их персонал станции, которые планировалось запускать в атмосферу Юпитера. Снабженные мощными передатчиками и черным защитным кожухом, «Икары» имели задачу как можно дольше продержаться в сумасшедшей атмосфере планеты‑гиганта, передав максимум информации на материнскую станцию, пока мощные электромагнитные бури не выведут из строя их передающую аппаратуру, а сам корабль не будет расплющен давлением враждебной среды.
Для поддержания связи система Юпитера была наполнена кораблями — ретрансляторами, мини‑копией системы связи Венера‑Земля‑Марс. Практикант занимался в основном наладкой и развертыванием этой системы, для чего часто вылетал на одноместном скоростном корабле, который он сам называл скутером. Редкий случай для работающих в космосе землян — но Практикант умудрился параллельно окончить школу и как пилот‑испытатель, и по инженерному направлению, как специалист по аппаратуре дальней космической связи, что делало его необычайно полезным в проекте «Око Земли».
Проект должен был быть завершен за два года, в общем, в глубокий космос старались и не отправлять специалистов на большие сроки. Связь был необходима не только для координации действий специалистов огромного флота, который участвовал в создании станции. После мощного информационного потока, в который круглосуточно был погружен каждый житель Земли, отдаление от пронизанной коммуникациями системы Земля‑Луна очень быстро превращалось в информационный голод. Любой космический корабль мог нести на борту чуть не весь объем всепланетного интернета. Но невозможность перекинуться хотя бы парой слов с коллегами и близкими, оставшимися в «Старом Свете» (это название придумали много лет тому исследователи Марса, и оно быстро распространилось по всей Системе), оказывали гнетущее впечатление даже на тренированных пилотов и навигаторов, не говоря уже о прочих специалистах. Зная об этом, все обитатели пилотируемых станций по пути следования далеких экспедиций устраивали обязательные сеансы видеосвязи со всеми пролетающими мимо кораблями, но количество станций по мере удаления к Юпитеру становилось все меньше, а сообщения с Земли приходили со все большим опозданием. Практиканту особенно запомнился невероятно общительный биолог с одной станции по пути к марсианской орбите. Как только запаздывание сигнала с Земли превысило минуту, бортовые системы связи переключились на находящуюся рядом биолабораторию, и все летевшие на борту с Практикантом специалисты выслушали интереснейшую лекцию о влиянии невесомости на различных млекопитающих. Чрезвычайно экспрессивный молодой чернокожий биолог с дредами, непрерывно тараторя, запускал в невесомость различных зверушек с раскрашенным полосами мехом (барсуков?), которые летали по кабине, смешно загребая лапками, как при плавании.
У Практиканта была еще одна причина спешить с окончанием проекта. На Земле его ждала Аспирантка.
Они учились вместе еще в старшей школе. Практикант, грезивший космосом, к любой памятной дате дарил Аспирантке полеты на туристическую станцию «Гея», и Аспирантка соглашалась, хотя скорее уступая его настойчивости, космос не был ее стихией. Они чудно проводили время, плавая в знаменитом аттракционе — орбитальном бассейне с переменной силой тяжести, где вся масса воды в какой‑то момент могла подняться вверх вместе с купающимися, чтобы потом обрушиться вниз. Выходили в открытый космос — Аспирантка, к радости Практиканта, не позволяла ему помочь облачиться в скафандр и делала это самостоятельно. Плавание над континентальной Европой в невесомости на длинном фоле действительно доставило Аспирантке фантастическое удовольствие, в то время как Практикант летал вокруг с ракетным ранцем без всякой привязи и совершал головокружительные пируэты. В тот момент ей действительно стало страшно за него и за них двоих. В первый, но далеко не в последний раз. И такое же фантастическое впечатление произвел на нее полет в невесомости, когда «Гея» внезапно ушла с солнечной стороны Земли на ночную — это сюрприз Практикант готовил долго и был очень доволен произведенным эффектом.
Практикант первым делом настроил канал связи с оставшейся на Земле любимой. Они условились каждый вечер отправлять друг другу небольшое, на одну минутку, видео‑сообщение, и вопреки всем инструкциям Практикант присвоил этим посланиям наивысший приоритет, как если бы речь шла о сигнале SOS с призывом срочно эвакуировать персонал станции в случае ее серьезного повреждения или разрушения.
Глубокий космос вытягивал силы. Поначалу Практикант настроил иллюминаторы в своей каюте так, чтобы они повторяли земные закаты и рассветы, но от этой идеи пришлось отказаться, так как дежурные смены редко совпадали с земным днем и земной ночью, а вызовы на срочные вылеты могли приходить в любое время. Он даже настроил голографический проектор, чтобы Аспирантка каждое утро говорила ему «вставай, любимый», но часто в продолжение сна он искал ее руками, стараясь обнять, и только потом понимал, что он не на Земле, а в нескольких миллиардах километров от нее. Аспирантка же готовила ему сюрприз на годовщину получения выпускного диплома из космошколы — встречу на станции «Церера-2».
«Церера-2» — последняя крупная станция на пути к Юпитеру, куда психологи «Ока Земли» чуть ли не насильно регулярно отправляли работавших в системе Юпитера инженеров и пилотов.
Аспирантка билась за возможность попасть на станцию как ни за что другое в своей жизни. Для встречи с астронавтами системы Юпитер выбирали жителей Земли самых разнообразных профессий, устраивали соревнования, конкурсы, подогревая интерес к миссии. Аспирантка решила пройти через литературный, и после того, как ее эссе получило лучшие отзывы, была выбрана среди ста семидесяти других счастливчиков. Состав экипажа для отправки на «Цереру-2» держался в секрете, и сюрпризу ничто не должно было помешать. Практиканту она сообщила, что собирается отправиться на несколько дней в экспедицию со спелеологами и какое‑то время будет без связи.
Борис прервал рассказ, налил нам обоим по стакану микса из тропических фруктов, и продолжил через некоторое время.
— Удивительное дело, но родители Аспирантки были против этих отношений.
Я не выдержал и воскликнул
— Родители? Против? Но это же какое‑то … средневековье!
Обычно я никогда не прерывал Бориса. Это было хорошей журналистской привычкой, для получения от собеседника максимума информации не следовало вставлять ни одного лишнего слова.
— Да, невесело усмехнулся Борис, необычно в наши времена. Но у этого была, как это фантастически ни звучит, еще более необычная своя подоплека. Отцы Аспирантки и Практиканта были видными математиками, впрочем, слово видными наверно неправильное, они были выдающимися учеными, но, поскольку работали с самыми глубокими разделами этой науки, основаниями, их уровень могли оценить от силы несколько сотен человек на все десятки миллиардов современного человечества. Математиками — и принципиальными противниками друг друга в научной сфере.
Черт возьми, а я ведь, кажется, знаю, о ком идет речь! Когда я лет пятнадцать тому фанатично искал область приложения моей только что освоенной журналистской профессии, удача привела меня на сессию Академии Наук, где должен был состояться важный научный спор двух математических светил. Я не вспомню сейчас их фамилий, они были то ли польские, то ли еврейские, но само событие отложилось в памяти очень ярко. После вступительных слов, демонстрации голографических роликов, показа каких‑то в высшей степени абстрактных поверхностей, фигур, тут трудно даже подобрать слово (я ловил отдельные знакомые слова, но общий смысл был мне совершенно непонятен, как, я подозреваю, и большей части присутствовавших в зале), произошло нечто совсем необычное. Один из оппонентов сделал знак, сверху сцены спустилась полупрозрачная плоская поверхность, и невесть откуда взявшимися цветными фломастерами он начал писать на ней строки каких‑то математических символов. Последний раз я видел такую доску в одной древней лаборатории в Новосибе, и то, мне кажется, помещение служило чем‑то вроде Музея Науки. Когда доска вся была покрыта этой непонятной вязью, я сделал снимок и понял, что пора ретироваться. Ни один из знакомых мне еще по учебе математиков, а там были весьма серьезные уже на тот момент ученые, не смог расшифровать эти иероглифы дальше первой строчки. Я же в своей статье о событии описал только психологическую сторону схватки двух ученых, свидетелем которой я стал, совершенно не упоминая о сути их высоконаучного спора. Похоже, это и были отцы героев нашей истории.
Борис предложил прерваться и выйти на террасу, и мы посидели там минимум полчаса, попивая соки и наблюдая за клонящимся к закату солнцем. Далее была вторая часть его рассказа, уже совсем не такая веселая и увлекательная.
Аспирант в своем стремлении попробовать все записался на один эксперимент по пути на станцию «Церера-2». Речь шла о криобионике. Я выдержал паузу, и, поскольку Борис какое‑то время молчал, спросил — это старая идея о путешествиях к звездам в замороженном виде?
— Не совсем — слегка улыбнулся Борис, идея старая, но не настолько радикальная. Речь идет об охлаждении организма до вполне приемлемых температур, во всяком случае, не ниже точки замерзания воды. Мы уже давно можем во всех деталях исследовать метаболизм и процесс деления клеток, из которых состоит человеческий организм, и была высказана идея, что для находящихся долгое время вне Земли организмов такая спячка может быть весьма полезна. Она действительно способна несколько удлинить жизнь, за счет замедления процессов, но основная польза в другом — находящееся в таком состоянии человеческое тело, оказывается, эффективно восстанавливает накопившиеся в ДНК поломки, нормализует обмен веществ и имеет в целом вполне наблюдаемый положительный терапевтический эффект.
Поэтому несколько участников полета на «Цереру-2» были помещены в специальные боксы, в том числе и Аспирант. Прочие участники перелета в шутку называли медицинский отсек «моргом», что потом и привело к трагической развязке этой истории.
По прибытии на станцию «Церера-2» всех землян на какое‑то время поместили в карантин — для окончательного обследования после перелета и чтобы дать время привыкнуть к слабой гравитации станции. Но Аспирантка не могла ждать ни минуты. Она выбралась за пределы зоны карантина (вообще, карточка доступа не должна была позволить ей это сделать, но все были в предвкушении большого праздника и, видимо, несколько расслабились) и, походив для вида по разным уровням станции, начала выяснять, где находятся прилетевшие со станции «Око Земли»
Чертова семантическая неоднозначность — мы никогда не знаем, что кроется за словом, которое люди, говорящие на одном языке, могут соотносить с каким угодно понятием или явлением. Сленг, профессиональный жаргон, арго… Нас достаточно пичкали этой темой на журфаке, но я никогда не задумывался, к каким последствиям может привести подобного рода недопонимание. Попадавшимся Аспирантке коллегам Практиканта и в голову не могло прийти, что слово «морг», которое они всю дорогу к «Церере-2» склоняли на все лады, и окончательно надоели друг другу шутками на тему своих замороженных попутчиков, может быть воспринято буквально. Как и бумажка с этим названием, повешенная на дверь отсека, где спали Практикант и несколько его коллег.
Мы молчали около минуты. Борис, подозреваю, перебирал в голове другие истории своих путешествий, совсем не таких безопасных, как нынешние полеты к Луне, Марсу или даже Юпитеру, а скорее даже и гибель своих друзей‑исследователей. Тут я тоже счел за благо промолчать.
Увидев Практиканта в прозрачном боксе, когда уже был начат процесс пробуждения, Аспирантка опустилась на пол и сидела так около минуты в оцепенении. Морг оставался на исследовательском корабле, на котором прилетели сотрудники «Ока Земли», и по пути к медицинскому боксу Аспирантка видела скафандры для выхода в открытый космос. Она резко встала с пола, прошла в шлюзовой отсек, и, надев скафандр и не пристегнув фола, вышла наружу.
Практикант был в сознании уже через несколько минут. Выйдя из медицинского отсека, он увидел сигнал тревоги на пульте своего корабля, сигнал древний, как само человечество — «человек за бортом». И тут же, не размышляя ни секунды, облачился в скафандр с ракетным ранцем и нырнул в шлюз.
— Их не нашли. Я даже не спросил, а просто сказал это в тишину.
— Да, откликнулся Борис. На самом деле, Аспирантка не могла отлететь далеко от станции, эта махина своей массой все же удерживает вокруг себя небольшие объекты. Подозреваю, что Практикант после долгой спячки просто не сразу овладел своими мышцами, а ракетный ранец все же требует координации и сосредоточенности. Похоже, он таки настиг свою любимую, но вернуться с ней на корабль уже не смог. И неясно даже, понял ли он, кого пытался спасти.
В ожидании встречи коллеги Практиканта при стыковке с «Церерой-2» не присоединили свой корабль к общей сети станции, поэтому сигнал тревоги и не передался на главный пульт. Так что все, что у нас осталось, это записи внутренних видеокамер корабля‑челнока.
«Еще два объекта в поясе астероидов» подумалось мне. К тем сотням тысяч, что уже вращаются там, на месте никогда не существовавшей планеты Фаэтон. В конце концов, два крошечных тела в скафандрах притянет к себе какая‑нибудь каменная глыба, и они будут лежать рядом на ее поверхности, наблюдая за далекими звездами.
— Скажите, Борис… Их настоящие имена — действительно Роман и Юлия?
‑--‑--‑--‑--‑--‑--‑--‑--‑---
Предыдущие рассказы серии:
OmSoft
То Аспирант уходит в анабиоз, то Практикант из него выходит...
vkomen Автор
я что-то напутал?)))