В 1977 году занавес поднялся, и на сцену, расталкивая локтями кустарные поделки энтузиастов, вышла знаменитая тройка микрокомпьютеров: Apple II, Commodore PET и TRS-80 от Tandy/Radio Shack. В то время Apple выглядела в этой компании, прямо скажем, гадким утенком, которому еще только предстояло расправить крылья и затмить конкурентов.

Современники не были слепы. Журналисты той эпохи сразу почуяли ветер перемен: на смену суровым машинам, требующим от оператора инженерных навыков и паяльника, пришел «бытовой» компьютер. Пропасть между коммерческими системами и потребительским рынком была преодолена. Отныне, чтобы нажать на кнопку «Вкл», пользователю не требовался диплом технического вуза.

Для попадания в этот элитный клуб, производителю нужны были три козыря: инженерный гений для создания надежного «железа», звериное чутье на скрытые возможности рынка и солидный капитал, чтобы штамповать и продавать тысячи машин в месяц. Но главным ингредиентом была, пожалуй, отчаянная смелость — готовность прыгнуть в неизвестность без страховки.

Для «серьезных дядей» в дорогих костюмах этот бум стал полной неожиданностью. В 1977 году титаны индустрии, производители мэйнфреймов и мини-компьютеров, брезгливо морщили носы. Для них Altair и его наследники были забавными безделушками для гиков, которым нечем занять вечер. Считать это бизнесом было так же нелепо, как приравнивать запуск любительской ракеты на заднем дворе к программе «Аполлон».

Ирония судьбы была беспощадна. Два гиганта — Hewlett-Packard и Digital — имели шанс возглавить революцию. Их собственные инженеры, Стив Возняк и Дэйв Аль, принесли им готовые проекты микрокомпьютеров буквально на блюдечке. И обе компании указали им на дверь, гордо отказавшись марать руки о «маргинальный рынок», который, по их мнению, не имел никакого отношения к настоящему бизнесу.

Даже самые преданные адепты паяльника и микросхем слабо верили, что их увлечение когда-нибудь вырвется за пределы тесного кружка гиков. Рынок домашних компьютеров казался им фантазией. Но нашлись люди с чутьем и большими деньгами (зачастую чужими), которые уловили запах наживы там, где другие видели лишь мотки проводов. Именно они и сформировали авангард второй волны персональных вычислений.

Начать эту сагу стоит с Apple Computer. И вовсе не из-за ее нынешней оглушительной славы, а благодаря «чистоте породы». Commodore и Tandy были солидными, неповоротливыми корпорациями, которых затащили в компьютерный бизнес собственные сотрудники-энтузиасты — можно сказать, почти против воли руководства.

Apple же была плоть от плоти той самой любительской культуры. Компания создавалась гиками и для гиков. И будем честны: если бы не каприз фортуны и фирменная, граничащая с безумием наглость Стива Джобса, «яблочная» компания тихо растворилась бы в небытии, разделив судьбу сотен других безымянных гаражных стартапов той эпохи.

Содержание
→ Apple
→ Commodore
→ Radio Shack
→ Отсев

Apple

История Apple Computer (позже сократившаяся до лаконичного Apple) — это уже не просто бизнес-хроника, а современная мифология. Экономические триумфы, сначала в 80-х, а затем в XXI веке, гаражный старт и дуэт двух Стивов — Джобса и Возняка, чьи характеры различались так же сильно, как огонь и лед, — обеспечили биографам работу на столетия вперед. Об этой компании написано столько книг, что ими можно вымостить дорогу до Купертино, поэтому мы сосредоточимся лишь на поворотных моментах.

То, что мир узнал как первый компьютер Apple, начиналось прозаично — как безымянная печатная плата, плод инженерного экстаза Стивена «Воза» Возняка. Его отец, инженер Lockheed, перевез семью в калифорнийский Саннивейл в конце 50-х. Для юного техногика это был настоящий рай. Представьте район, где за каждым забором живет инженер, а соседи делятся с любопытными подростками не сплетнями, а корзинами с радиодеталями и бесценным опытом.

К выпускному в 1968 году Воз уже был не просто любителем, а виртуозом электроники. Он проектировал схемы с изяществом, доступным лишь математикам, находя самые эффективные пути к цели. Однако этот гений жил в добровольной изоляции, проводя свободное время за чертежами, а не на вечеринках. Социальную неловкость он компенсировал весьма своеобразно — любовью к розыгрышам. Ирония судьбы: человек, чьему уму предстояло изменить мир, в двадцать лет с упоением руководил домашней службой «Набери шутку», транслируя с автоответчика бородатые анекдоты про поляков.

Благодаря школьному учителю, Возняк получил пропуск в местный корпоративный вычислительный центр, а попутно жадно поглощал техническую литературу в Стэнфорде (SLAC). Как и многие сверстники, он мечтал о собственной машине, но, в отличие от большинства теоретиков, решил взять дело (и паяльник) в свои руки.

В 1971 году, будучи студентом Беркли, он вместе со школьным приятелем Биллом Фернандесом собрал своего первенца. Агрегат получил гордое имя «Компьютер на сливочной соде» — в честь топлива, которое литрами сжигали юные инженеры в процессе сборки. По своим скромным талантам — примитивный процессор, микроскопическая память и горсть мигающих лампочек — он напоминал Kenbak-1 того же года выпуска. Параллельно Воз продолжал оттачивать мастерство на бумаге, чертя схемы воображаемых машин, вдохновленных архитектурой Data General Nova.

Мечта дремала до весны 1975 года, пока не получила внезапный пинок. Друг Аллен Баум заманил Возняка на первое собрание «Клуба самодельных компьютеров» с помощью маленькой лжи, заявив, что там обсуждают видеотерминалы. Воз, уже собравший собственный терминал для сети Call Computer, шел туда с уверенностью эксперта. Каково же было его удивление, когда в гараже Дона Френча он обнаружил толпу, увлеченно обсуждающую микропроцессоры. Привыкший чувствовать себя гением электроники, Возняк внезапно ощутил себя невеждой — чувство, которое ему, мягко говоря, не понравилось.

Впрочем, уязвленное самолюбие быстро сменилось исследовательским азартом. Вникнув в суть, он обнаружил, что эти новомодные чипы — не что иное, как миниатюрные копии его любимых мини-компьютеров (и действительно, Intel создавала свой первый чип с оглядкой на DEC PDP-8). И тут его осенило: микропроцессор позволяет спрятать целый компьютер прямо внутри терминала, навсегда избавив пользователя от необходимости поддерживать связь с внешними устройствами.

Следующие несколько месяцев Возняк провел в творческом угаре, проектируя свой второй компьютер. Сначала он положил глаз на процессор Motorola 6800, но ценник быстро охладил его пыл. Спасение пришло в июне 1975 года на выставке WESCON в Сан-Франциско: новенький MOS Technology 6502 стоил всего 25 долларов — сущие копейки для сердца машины.

Собственный сервер Selectel

В основе — самые современные процессоры Intel^® Xeon^® 6, до 8 ТБ DDR5 и специально разработанная материнская плата. Арендуйте сервер у нас или закажите в свой дата-центр.

Узнать подробности →

Вокруг этого бюджетного «камня» Воз выстроил печатную плату, добавил контроллеры для клавиатуры и телевизора, 4 Кбайт статической памяти и крошечную программу в ПЗУ, чтобы все это оживало при включении. Позже, с подачи своего приятеля Стива Джобса — одноклассника того самого Билла Фернандеса, — он заменил память на динамическую. Она была капризнее, зато стоила дешевле, что в мире гаражных стартапов всегда является решающим аргументом.

Если бы история зависела только от Возняка, этот компьютер так и остался бы милым историческим анекдотом. Скромный гений, чуждый саморекламы, просто приносил свое творение на встречи клуба и тихо ждал в углу, предлагая всем желающим бесплатные чертежи. Желающих, правда, было немного. Конструкция Возняка была элегантной и самодостаточной, но гики того времени предпочитали собирать конструкторы Lego из Altair, плат памяти и телетайпов. К тому же, использование процессора 6502 делало Воза белой вороной в стае фанатов Intel 8080.

Но Возняка это совершенно не трогало. Он строил компьютер не для рынка, а для самого придирчивого заказчика — для себя. У него была работа мечты в Hewlett-Packard (где он проектировал калькуляторы), и роман с Элис Робертсон (с которой он, в духе своего эксцентричного юмора, познакомился через сервис «Набери шутку»). Жизнь удалась, и менять её на погоню за славой или деньгами он не собирался.

Совсем другим был его юный друг Стив Джобс. Это был сгусток неуемной энергии, отчаянно искавший, куда бы себя приложить. Электроника его интересовала, но ей не хватало того священного огня, который горел в Возняке. Джобс искал смысл жизни в странных местах: от фруктовых диет Арнольда Эрета и терапии «первобытного крика» до мудрости Индии и орегонской коммуны хиппи All One Farm.

Именно Джобс разглядел в изобретении друга золотую жилу. Зачем раздавать чертежи бесплатно, если можно продавать уже готовые платы? В начале 1976 года он уговорил Воза стать партнерами. Для Возняка это все еще было забавным хобби без отрыва от производства в HP, а вот Джобс взялся за дело всерьез. Вдохновленный яблоневыми садами коммуны, он предложил название Apple Computer.

Разделение труда в этом дуэте было четким, как закон Ома: Возняк отвечал за магию железа и кода, а Джобс взял на себя всю прозу бизнеса.

Стартовый капитал компании формировался по законам студенческого ломбарда: Джобс продал свой микроавтобус Volkswagen, а Возняк — любимый инженерный калькулятор HP. На эти деньги, плюс 30-дневный кредит от поставщика деталей, они выполнили первый крупный заказ — 50 компьютеров для Пола Террелла, владельца Byte Shop.

Увы, этот многообещающий старт оказался фальстартом. Дальнейшие продажи Apple I буксовали. К середине 1976 года предлагать рынку «голую» печатную плату стало дурным тоном. Энтузиасты засматривались на Processor Technology Sol-20 — красивый аппарат в корпусе, с блоком питания и клавиатурой. На его фоне Apple I выглядел бедным родственником, к тому же несовместимым с популярной экосистемой процессора 8080 и шины S-100.

Джобс понимал: нужна машина получше и бюджет посерьезнее. В конце 1976 года Возняк ушел в творческое затворничество. Если первый Apple он строил, чтобы иметь свой мини-компьютер, то Apple II создавался с куда более прозаичной целью — Воз хотел играть в цветные аркады.

Опыт в геймдеве у него был: Джобс, подрабатывавший в Atari, однажды «подрядил» друга на создание игры Breakout (вариация понга, где нужно разбивать кирпичи). Но если игры Atari были «зашиты» в железо намертво, то Apple II позволял писать их на гибком языке BASIC. Дизайн Воза, как всегда, отличался элегантным минимализмом. Главным его фокусом стала схема, которая делила доступ к памяти: видеокарта считывала данные и рисовала картинку ровно в те микросекунды, пока электронный луч монитора возвращался в начало строки, не мешая процессору.

Тем временем Джобс рыскал в поисках инвестора, получая отказ за отказом. Atari продукт не заинтересовал, Commodore не устроила цена. Даже Нолан Бушнелл, босс Atari, отмахнулся от бывшего сотрудника, но дал наводку на венчурного капиталиста Дона Валентайна. Тот, едва увидев Джобса в его хиппи-образе, едва сдержал гримасу, но всё же перенаправил его к Майку Марккуле — ветерану Fairchild Semiconductor.

Эта череда неудач и случайностей привела Apple к идеальному союзу. Джобс был визионером с мертвой хваткой, но страдал от недостатка опыта и избытка мелочной жестокости. Возняк был гением инженерии, но абсолютно беспомощным бизнесменом, избегавшим любой скучной работы. Им нужен был взрослый.

Им стал Марккула. В свои тридцать с небольшим он уже был «пенсионером», заработавшим миллионы на акциях Intel и Fairchild. В Apple он вложил 250 000 долларов собственных средств, а главное — принес с собой корпоративную культуру и связи. Марккула верил в идею персонального компьютера не понаслышке: дома он через шумный телетайп подключался к мейнфрейму Intel, чтобы сводить баланс чековой книжки, и искренне недоумевал, почему корпорация не упакует свои процессоры в удобную коробку для обычных людей.

К весне 1977 года Apple II созрел для прилавков. Трио основателей сработало как часы: Возняк отшлифовал схемы, Марккула начертил бизнес-стратегию, а Джобс упаковал начинку в литой пластик, превратив новинку в самый элегантный гаджет на рынке.

Увы, за стиль выставили счет в 1298 долларов. Для массового любителя, привыкшего к дешевым платам и старому софту, цена оказалась кусачей, а новая архитектура — чуждой. Рынок ответил вежливым, но прохладным молчанием. Продажи буксовали.

Марккула, однако, не спешил списывать инвестиции в убытки. Вместо паники он испытал, пожалуй, самый мощный двигатель прогресса — раздражение. Пытаясь свести баланс личной чековой книжки на Apple II, он впал в тоску от того, как мучительно долго программа грузится с магнитной ленты.

Решение было принято мгновенно: Возняку поручили совершить очередное чудо — адаптировать для компьютера новейшие 5,25-дюймовые накопители от Shugart Associates. Пусть дискета вмещала меньше информации, чем кассета, зато она побеждала в главном — в скорости. Там, где ленту приходилось уныло перематывать в поисках данных, диск позволял считывающей головке мгновенно «прыгнуть» в любой нужный сектор.

Дисковод Disk II с ценником в 595 долларов стал тем самым тузом в рукаве, который мгновенно выделил Apple на фоне конкурентов и обеспечил компании взрывной рост.

В сочетании с цветной графикой, восемью слотами расширения и роскошными 48 килобайтами памяти, Apple II превратился в самого «нафаршированного» и гибкого участника соревнования.

Однако в 1977 и 1978 годах даже техническое превосходство не спасло компанию от роли аутсайдера. Apple оставалась в тени гигантов. Конкуренты, у которых за плечами уже были отлаженные конвейеры и мощные торговые сети, просто задавили рынок массой. Они выбросили на прилавки компьютеры вдвое дешевле, обеспечив им повсеместную доступность. Объемы их продаж заставили вчерашний любительский рынок выглядеть детской песочницей. И первым в этом списке тяжеловесов шла Commodore.

Commodore

Компания Commodore, детище Джека Трэмиела и Манфреда Каппа, начинала свой путь в Торонто с прозаичного импорта печатных машинок. Однако в конце 60-х, почуяв, куда дует ветер прогресса, партнеры сменили профиль. Сначала они просто переклеивали шильдики на японских калькуляторах Casio, а затем, заручившись поддержкой канадского финансиста Ирвинга Гулда, отстроили собственные заводы.

Сам Трэмиел, урожденный Идек Тржмиэль, был человеком, выкованным из стали. Пережив ужасы Освенцима, он прибыл в США двадцатилетним юношей и пробил себе дорогу с самого дна. Он не был визионером или изобретателем. Его оружием стали каторжный труд, звериное чутье и абсолютная, кристальная беспощадность — качество, которое в биографии Брайана Бэгнолла «Коммодор: компания на грани» приписывается ему не менее семи раз. А за его спиной маячила тень Ирвинга Гулда — таинственного канадца с бездонными карманами, международными связями и талантом к виртуозным схемам ухода от налогов.

В 1974 году этот тандем едва не пошел ко дну. Рынок Северной Америки накрыло цунами дешевой продукции от Texas Instruments, смывая конкурентов одного за другим. Трэмиел, сидевший в кресле генерального директора, решил не бороться с течением, а купить исток реки. Он провернул финт вертикальной интеграции, поглотив своего поставщика — MOS Technology. Да-да, ту самую фирму, что создала процессор 6502, ставший пламенным мотором для Apple I и II. Так причудливо переплелись судьбы: руины рынка калькуляторов стали фундаментом для империи персональных компьютеров.

В сентябре 1976 года Трэмиел закрыл сделку по покупке MOS Technology. Условия были классикой агрессивного бизнеса: скромная сумма наличными, более весомый пакет акций Commodore и щедрая порция давления на поставщика, который и без того дышал на ладан. Но главным активом, доставшимся Трэмиелу вместе с заводами, стал Чарльз «Чак» Педдл — человек, чье видение вскоре развернет курс компании на 180 градусов.

Педдл был полной противоположностью типичным героям Кремниевой долины. Наглый и целеустремленный выходец из бедной семьи в штате Мэн, он использовал диплом инженера как пропуск в высшую лигу. Его карьера напоминала слалом: от General Electric в Калифорнии до их подразделений в Аризоне и Огайо, затем попытка запустить стартап по созданию умных терминалов (неудачная), работа над полупроводниками в Motorola и, наконец, переезд в Пенсильванию. Там он присоединился к группе инженеров-мятежников в MOS Technology, которые откололись от Motorola, чтобы делать историю.

На фоне замкнутого технаря Возняка и витающего в астрале Джобса, Педдл выглядел подчеркнуто земным, даже плотским персонажем. Он не стеснялся в выражениях, сравнивая удовольствие от работы за компьютером с сексом, и без лишней скромности хвастался, что фигура его жены даст фору самой Жа Жа Габор.

Процессор 6502 вовсе не был рожден для того, чтобы стать сердцем компьютерной революции. Его удел был куда прозаичнее: управлять светофорами, промышленными станками и автомобильной электроникой. С ценником в 25 долларов он был создан лишь для того, чтобы вставить палки в колеса Intel с их новым чипом 4040.

Компания MOS Technology также продавала KIM-1 — одноплатный компьютер с дисплеем от калькулятора. Задумывался он исключительно как рекламный буклет в «железе», призванный показать возможности процессора. Но у рынка оказалось своеобразное чувство юмора: энтузиасты, истосковавшиеся по дешевым устройствам «все в одном», начали сметать эти демонстрационные образцы с полок.

В конце 1975 года Педдл отправился в пригороды Майами, чтобы помочь компании Allied Leisure вживить чип 6502 в аркадный пинбол. Там он встретил инженера Билла Сейлера, который купил компьютерный комплект от Digital Group, но теперь в растерянности смотрел на него, не понимая, что с ним делать. Для Педдла это стало моментом истины. Он увидел зияющую рыночную нишу: спрос на машины, которые были бы одновременно полезными и простыми в использовании, был колоссальным. До этого момента индустрия микрокомпьютеров была закрытым клубом для «своих»; Педдл стал первым «иммигрантом», решившим открыть двери для всех.

Финансовые штормы в MOS едва не заставили Педдла уйти в Allied Leisure, которая была готова выпустить его компьютер. Но осенью 1976 года Commodore поглотила MOS. Андре Сузан, вице-президент по инжинирингу (позже он станет важной фигурой в Apple), понимал ценность Педдла и помог ему найти подход к новому боссу — Джеку Трэмиелу.

Они разыграли карту, понятную Трэмиелу: представили будущий компьютер не как неведомую зверушку, а как следующую ступень эволюции калькулятора, способную утереть нос HP за счет экрана и кассетной деки. Идея сработала, особенно когда замаячила перспектива продавать устройство через гигантскую сеть Radio Shack.

Трэмиел потребовал показать готовый продукт уже в январе 1977 года на выставке CES. Сроки горели. Педдл, пытаясь срезать угол, даже пробовал купить наработки у Apple — единственных, у кого был рабочий компьютер на 6502. Сделка, как мы знаем, сорвалась.

В итоге команде пришлось импровизировать в лучших традициях гаражной инженерии: они запихнули начинку от контроллера системы полива в корпус с резиновой клавиатурой от старого калькулятора. Демонстрация этого «Франкенштейна» на выставке не вызвала восторга у представителей Radio Shack. Глядя на едва работающий прототип, они решили, что справятся сами, и прервали переговоры.

Commodore отправилась в одиночное плавание, анонсировав скорое появление «Commodore PET 2001». Название этого аппарата было причудливым маркетинговым коктейлем: одну часть позаимствовали у модной тогда игрушки «Pet Rock» (камни-питомцы), другую — у кубриковской «Космической одиссеи».

Чак Педдл мастерски подогрел интерес, привезя ранний прототип в Сан-Франциско на West Coast Computer Faire в апреле 1977 года. Толпа из десяти тысяч зевак убедила даже скептика Трэмиела: эта затея с компьютерами — не просто способ подстегнуть продажи калькуляторов, а нечто куда более масштабное.

Пока доходы от основного бизнеса таяли, как мороженое на жаре, Трэмиел удерживал компанию на плаву с помощью финансовой акробатики. Он превратил «воздух» (ажиотаж вокруг PET) в реальный денежный поток, введя систему полной предоплаты. Покупатели отдавали деньги просто за право встать в очередь за компьютером, который еще даже не был собран.

Осенью 1977 года первые PET наконец добрались до клиентов. Продукт вышел, мягко говоря, компромиссным. Трэмиел наотрез отказался тратиться на пресс-формы для элегантного пластикового корпуса. Вместо этого он, в своем репертуаре, решил поддержать собственное убыточное производство картотечных шкафов, заказав корпуса из грубого листового металла.

Экономия коснулась и клавиатуры: босс настоял на использовании крошечных прорезиненных кнопок от калькуляторов. Печатать на них было так же удобно, как тыкать пальцами в мармелад. С черно-белой графикой, без звука и слотов расширения, PET был гадким утенком на фоне лебедя Apple II.

Но у этого гадкого утенка было два козыря, бивших любую эстетику: отлаженная торговая сеть и убийственная цена. За 795 долларов покупатель получал систему «все включено»: 8 КБ памяти, встроенный монитор и кассетную деку. Apple II стоил на треть дороже и при этом поставлялся «голым».

Осенью PET купался в лучах славы. Журнал BYTE окрестил его «бытовым прибором», Personal Computing посвящал ему развороты, а Popular Science и вовсе поместил на обложку. Однако газетные заголовки, увы, не умеют собирать электронику. Производство безнадежно отставало от спроса: к звону бокалов в честь нового 1978 года Commodore наскребла всего 500 готовых машин. Лишь позже конвейер удалось разогнать, и по итогам года компания отгрузила около 25 000 экземпляров.

Тем не менее, положение Commodore напоминало сидение на двух стульях, которые медленно разъезжаются. Ахиллесовой пятой стало отсутствие дисковода. Чак Педдл попытался его создать, но стал жертвой собственной профдеформации. Вместо простого устройства для любителей он, вспомнив свое корпоративное прошлое, замахнулся на сложную двухдисковую систему, которую рынок не понял и не потянул. Эта ошибка навлекла на него гнев Трэмиела — явление, сравнимое со стихийным бедствием. Спасаясь от бури, Педдл сбежал в Apple, хотя этот роман и оказался скоротечным.

В итоге PET застрял в стратегическом тупике. Без цветной графики, с куцей памятью и без дисков он не мог тягаться за кошельки элиты, уходившие к Apple II. Но и стать безоговорочным королем бюджетного сегмента не вышло. Продажи в 25 000 штук могли бы сделать его самым успешным компьютером в истории, если бы не третий участник гонки 1977 года, который как раз выходил на сцену — TRS-80.

Radio Shack

За вывеской Tandy Radio Shack стояла фигура Чарльза Тэнди — ветерана Второй мировой из техасского Браунсвилла, человека с бульдожьей хваткой. Начав с отцовской мастерской в Форт-Уэрте, он превратил выделку кожи в национальную империю. Но к 1960-м Тэнди почувствовал, что этот бизнес, при всей его надежности, уперся в потолок. Ему требовался рынок с куда более взрывным потенциалом.

Поэтому в 1963 году он приобрел «хромую утку» — бостонскую сеть магазинов электроники Radio Shack, переживавшую не лучшие времена. Тэнди без колебаний вложил капиталы, заработанные на кошельках и ремнях, в свое новое детище. Результат был ошеломляющим: за десять лет жалкие девять точек превратились в многотысячную армаду.

Вывески Radio Shack стали такой же неотъемлемой частью американского пейзажа, как и бензоколонки: их можно было встретить от Юджина в Орегоне до Форт-Лодердейла во Флориде. Даже в малолюдных пустошах Монтаны и Вайоминга работало по несколько филиалов. Именно эта тотальная вездесущность и стала тем трамплином, который подбросил компьютер TRS-80 к вершинам успеха.

Искрой, которая подожгла фитиль компьютерной революции в Tandy, стал неугомонный Дон Френч. Карьерный взлет этого парня был стремительным: начав подростком за прилавком магазина в Сан-Диего, к 1973 году — в возрасте всего двадцати пяти лет — он уже занял кресло менеджера проектов в штаб-квартире в Форт-Уэрте.

Его роман с «цифрой» начался в колледже Гроссмонт, а появление первых любительских наборов превратило интерес в одержимость. В 1974 году Френч заказал Mark-8, годом позже — MITS Altair. Окруженный этими высокотехнологичными игрушками, он начал методичную осаду начальства, доказывая, что Radio Shack просто обязана выпустить собственный компьютерный конструктор.

Руководство постепенно свыклось с мыслью, что дорогой и инновационный продукт — отличный шанс отмыть репутацию бренда от клейма поставщика дешевого ширпотреба. Судьбоносный момент, по словам Френча, настал осенью 1975 года, когда аудио-бренд Advent взорвал рынок революционным дизайном динамиков. Чарльз Тэнди, уязвленный тем, что инноватором оказался кто-то другой, в приступе корпоративной ревности дал добро на проект Френча — исключительно ради громких заголовков. Впрочем, этот запал оказался поверхностным: как только гнев улегся, планы снова легли под сукно до весны 1976 года.

Ситуацию спас случай, достойный сценария кинофильма. Делегация закупщиков Tandy во главе с вице-президентом Джоном Роучем отправилась в Санта-Клару, в гости к National Semiconductor, чтобы взглянуть на новый процессор SC/MP. Там им представили молодого инженера-электрика Стива Лейнингера. Каково же было удивление техасцев, когда позже, заглянув в местный Byte Shop для изучения рынка, они снова наткнулись на Лейнингера — тот подрабатывал там за прилавком.

Это было попадание в десятку. Стив оказался идеальным «гибридом»: профессиональный инженер с пониманием интегральных схем и, одновременно, активный участник Клуба самодельных компьютеров, который на досуге паял свой ПК и писал собственный BASIC. Tandy нашла человека, способного перевести мечты Френча на язык реального железа. Лейнингера же соблазнили возможностью создать настоящий коммерческий продукт и, что немаловажно, более удачным рынком труда в Техасе для его супруги-геолога.

Стив Лейнингер был полной противоположностью ярким бунтарям Кремниевой долины. Вундеркинд из Индианы, он проглотил программу бакалавриата и магистратуры Университета Пердью всего за четыре года, прежде чем осесть в National Semiconductor. Ему недоставало дерзости Возняка или харизмы Джобса, но у него было именно то, что требовалось Tandy — железная компетентность.

В июле 1976 года Лейнингер переехал в Форт-Уэрт, и проект, лелеемый Доном Френчем, наконец стартовал всерьез. Правда, руководство компании, сохраняя здоровый (или нездоровый) скептицизм, не спешило расстилать перед инженером красную дорожку. Лейнингера отправили работать в гордом одиночестве: сначала на шумный завод громкоговорителей, расположенный на бывшей скотобойне, а затем — с иронией, достойной пера романиста, — на фабрику по производству седел. Так рождалось будущее: среди запаха кожи и гула станков.

Несколько месяцев ушло на поиск концепции. Френч, пользуясь служебным положением, хотел протолкнуть идею набора для самостоятельной сборки («кита») — это было проще согласовать. Но тут вмешался президент Radio Shack Лью Корнфельд. Он все еще зализывал раны после фиаско с набором для цифровых часов, который покупатели массово возвращали, не сумев собрать. Корнфельд наложил вето на конструкторы: компьютер должен быть готовым к работе из коробки.

В этот момент неопределенности Френч даже метнулся к конкурентам, пытаясь договориться с Трэмиелом и Педдлом из Commodore о контрактном производстве. Но встреча на выставке CES в январе 1977 года расставила все по местам: в Tandy поняли, что Педдлу нечего предложить сверх того, что уже создал их собственный «ссыльный» на фабрике седел.

Главной заповедью проекта стала цена. Руководство требовало невозможного: уложиться в розничные 195 долларов (по планам для «кита»). Эта тотальная экономия и продиктовала архитектуру. Лейнингер выбрал микропроцессор Zilog Z80 — детище Федерико Фаггина, создателя легендарного Intel 8080. Z80 был не просто мощнее предшественника, он имел встроенные схемы для обновления динамической памяти. А поскольку динамическая память стоила дешевле статической, это решение сберегло драгоценные доллары.

Лейнингер экономил на всем: даже генератор тона для записи данных на кассету он реализовал программно, чтобы не тратиться на физическую схему. Апофеозом бережливости стал дизайн корпуса. Компания RCA предложила партию дешевых черно-белых телевизоров в корпусах цвета «серебристый Мерседес». Radio Shack позволила хвосту вилять собакой: цвет всего компьютера и клавиатуры подогнали под этот оттенок, чтобы они смотрелись с дешевым монитором как единое целое.

В феврале 1977 года прототип показали Чарльзу Тэнди. Проект получил зеленый свет, но вера в успех колебалась от оптимизма до сарказма. Френч мечтал продать 50 000 штук. Корнфельд, посмеиваясь, предложил собрать хотя бы тысячу. Вице-президент Роуч нашел соломоново решение: выпустить 3 500 единиц. Логика была безупречной: такого объема хватит для снижения производственных издержек, а если никто не купит эти компьютеры — что ж, поставим их в свои магазины для учета запасов.

Но подстраховка не понадобилась. Публичная премьера в нью-йоркском отеле Waldorf 3 августа вызвала ажиотаж, который усилился после показа на выставке ComputerMania в Бостоне. TRS-80 стоил всего 600 долларов за полный комплект: монитор, клавиатуру, магнитофон, 4 КБ памяти и BASIC. Это было существенно дешевле даже бюджетного PET.

Заводы, как водится, сначала не поспевали за спросом, но как только конвейер разогнался, продажи взлетели в стратосферу. В 1978 году Tandy реализовала 100 000 машин — больше, чем все производители мини-компьютеров вместе взятые (в штуках, разумеется, не в деньгах). Вместо ожидаемого провала новинка принесла 10% всей выручки компании. TRS-80 появился как нельзя кстати, став спасательным кругом для Radio Shack именно в тот момент, когда пузырь популярности гражданских радиостанций (CB), кормивший сеть в середине 70-х, с громким треском лопнул.

Феноменальные цифры продаж TRS-80 объяснялись не только демпинговой ценой. Главным козырем стала его тотальная, почти навязчивая вездесущность. Менеджеры магазинов Radio Shack по всей Америке выставляли включенные компьютеры с мигающим курсором BASIC в торговые залы, словно расставляли капканы на любопытных.

Магия вычислений, которая десятилетием ранее была привилегией избранных — студентов, ученых и инженеров в стерильных лабораториях, — внезапно спустилась на грешную землю. Теперь прикоснуться к будущему мог любой, кто просто зашел за парой батареек для фонарика или чистой аудиокассетой. Риск заразиться «компьютерной лихорадкой» был стопроцентным.

Один из новообращенных адептов вспоминал этот момент как прозрение: «Мы с братом набрали простейший код: 10 INPUT "ВАШЕ ИМЯ"; A$:PRINT "ПРИВЕТ,"A$ — и я был ошеломлен тем, что машина мне ответила». Магазины Radio Shack быстро превратились в стихийные клубы по интересам, где местные энтузиасты околачивались целыми днями ради шанса понажимать на клавиши.

Однако у этой медали была и ржавая обратная сторона. Народная любовь не помогла Radio Shack избавиться от репутации производителя уцененного ширпотреба. В конце 1978 года в прессе родилось язвительное прозвище «TRASH-80» («Мусор-80»), которое преследовало линейку до самой ее кончины.

Конечно, все ПК той эпохи на фоне «взрослых» мини-компьютеров выглядели жалкими и неуклюжими. TRS-80 хотя бы мог похвастаться нормальной клавиатурой, в отличие от ранних Commodore PET. Но в остальном от него веяло дешевизной. BASIC, написанный Лейнингером, оказался настолько посредственным, что компании (как и другим конкурентам) в итоге пришлось идти на поклон к Microsoft за нормальным ПО. Контроллер магнитофона отличался капризным нравом и работал под настроение.

Но главным источником головной боли стал выпущенный в 1978 году интерфейс расширения за 300 долларов. Штука была необходимая: она добавляла порты для принтера и дисковода, а также позволяла нарастить память до 32 килобайт. Проблема заключалась в том, что без этого блока TRS-80 был игрушкой, а с ним — превращался в генератор случайных сбоев, перезагрузок и зависаний.

Даже маркетинг Tandy выглядел бледной тенью конкурентов. Там, где Apple использовала лоск, нанимая привлекательных моделей в дорогих интерьерах, Radio Shack экономила и здесь. С рекламных полос на покупателя неловко смотрели обычные сотрудники Tandy, которых заставили позировать на собственных кухнях в пригородах Форт-Уэрта.

Корпоративная прижимистость Tandy не ограничивалась дешевым пластиком — она распространялась и на людей. Френч и Лейнингер оставались лишь винтиками в огромной машине, так и не дождавшись тех баснословных богатств, которые судьба отсыпала основателям Apple.

Френч, как автор триумфа TRS-80, справедливо рассчитывал на бонус и кресло вице-президента. Но после смерти Чарльза Тэнди в конце 1978 года эти надежды разбились о суровую реальность в лице президента компании Лью Корнфельда, который заблокировал повышение.

Глубоко разочарованный, Френч ушел, чтобы основать собственный бизнес и внедрять систему CP/M на TRS-80. Лейнингер оказался более покладистым и задержался в конструкторском бюро Radio Shack еще на несколько лет.

30+ бесплатных курсов на IT‑темы в Академии Selectel

Для начинающих и опытных специалистов.

Изучить →

Отсев

В 1975 и 1976 годах индустрия напоминала золотую лихорадку: толпы предпринимателей-любителей ринулись превращать свою страсть к микросхемам в звонкую монету. Но рынок инноваций жесток. За ранним всплеском энтузиазма последовал безжалостный естественный отбор. К 1979 году большинство пионеров-любителей обанкротились, не выдержав столкновения с новой реальностью: рынок внезапно стал слишком большим, а конкуренция — слишком зубастой.

Компания MITS, открывшая эту гонку, первой же из нее и выбыла. Эд Робертс, уставший от бесконечных попыток наладить качество и изнурительной борьбы с клонами от IMSAI, решил, что с него хватит. В мае 1977 года он продал свое детище производителю накопителей Pertec за шесть миллионов долларов. Сделка оказалась выгодной для кошелька Робертса, но фатальной для духа компании. Ключевые сотрудники, не желая мириться с «эффективным менеджментом» новых владельцев, разбежались кто куда — многие, к слову, осели в Microsoft (как, например, Дэйв Баннелл). Pertec еще какое-то время выпускала мощные мини-компьютеры, но в 1978 году тихо свернула производство легендарного Altair, навсегда уйдя с потребительского рынка.

Билл Миллард и его IMSAI погорели на амбициях. Провальный запуск второго продукта и выкачивание средств на финансирование розничной сети ComputerLand обескровили компанию, приведя её к банкротству в 1979 году. Сам Миллард, впрочем, остался верен себе: он продолжил финансовые игры и в 90-х даже был объявлен в розыск за неуплату налогов на фантастическую сумму в 100 миллионов долларов. Processor Technology выбрала другую стратегию смерти — бездействие. Компания просто замерла, не став обновлять линейку Sol в ответ на выход тройки лучших, и закономерно исчезла в том же роковом 1979-м.

Digital Group из Денвера попыталась перехитрить всех, сделав ставку на независимую от процессора шину. Это техническое решение восхитило гиков-экспериментаторов, но превратило производство в логистический ад. Сложность системы убила контроль качества. Покупатели, уставшие от брака, взбунтовались и перестали платить авансом, требуя товар лицом (оплата при доставке). Кассовый разрыв стал приговором: продав всего 3 000 машин, Digital Group тоже выбросила белый флаг.

Из всей этой любительской песочницы по-настоящему вырвалась только Apple, вовремя переродившаяся в венчурного гиганта. Остальные выжившие спаслись бегством в узкие ниши, куда не дотянулись руки массового рынка: Cromemco стала иконой для суровых технарей, ценящих надежность, а Vector Graphics нашла себя в поставках готовых бизнес-систем.

Если в 1975-м в этот бизнес шли по большой любви к железу, то к 1978-му сюда потянулись на отчетливый запах денег. Переломным моментом стала апрельская статья в Fortune о доходах ComputerLand. Офис франшизы, где раньше толпились энтузиасты с горящими глазами, внезапно завалили заявками циничные бизнесмены, которым было глубоко плевать на байты и биты. Рынок микрокомпьютеров потерял невинность, окончательно выйдя из детского возраста.

Но самые большие капиталы ждали тех, кто сумеет не просто спаять железо, а грамотно его подать: сделать доступным, увлекательным и — о ужас! — убедить покупателя в его реальной пользе.